Это - штука, с которой я всегда зависал. С музыкой, конечно, тоже вис, но звук был центральным в этом. Со скрипкой, которая обладала мной с 5 лет, у меня были всякие отношения, но очень хорошо помню, как она со мной здоровалась. Когда я доставал её из футляра и разворачивал пелёнки, в которые она была закутана, струны издавали очень нежный звук, когда её касалась ткань.
Но самым обожаемым делом было развешивание белья на толстую леску, натянутую над ванной. Я вставал на табуретку, и когда мокрые пальцы проезжали по струне, сжимая её, всё наполнялось звуком - струна начинала выразительно разговаривать. То сердиться, то смеяться, то быстро-быстро что-то лепетать. Было очень смешно и оторваться не было сил.
Похоже, трение - был мой конёк. Кстати, со скрипкой это не было связано, - мне было важно прикасаться… ну знаете детей, которые всё трогают? Вот я был таким. И сочетание прикосновения и звука, его тактильное ощущение - это было то, что всегда вызывало у меня восторг.
Меня поражал патефон, который стоял у нас на даче - такая акустическая штука, которая заводилась ручкой и могла после этого минут 5 играть. Там была металлическая игла, которая царапала (иначе не сказать) крутящийся диск и снимала вибрацию с канавок на пластинке. Это прям волшебство - можно было взять большую лупу и увидеть застывший звук, рассматривая витки на виниле. Звук усиливался резонатором - самим ящиком патефона, и поэтому у него был такой гнусавенький звук.
Сейчас очень понимаю скретчеров - таких чуваков, которые трут пластинки пальцем и миксуют то, что получается. Там можно получить целый мир звуков, одновременно живых, и в то же время не существующих.